Рефлексия методологического семинара сезона 2006-2007

Администратор сайта | 04.10.2007

Новый сезон минского методологического семинара открывается сегодня 4 октября 2007 года. Последующие семинары будут анонсироваться и сопровождаться текстами, а пока я выставляю рефлексию руководителя семинара сезона 2006-2007 года В.В.Мацкевича.

Мацкевич.…Мне по этому поводу есть много чего сказать, нужно было бы все это писать, по большому счету. Значит, первое, то что я говорил в прошлый раз возражая Водолажской вызвано оценкой нынешнего семинара в соответствии с прошлым состоянием наших семинаров. Поэтому я говорил бы так, по сравнению с прошлыми годами мы имеем очень продвинутый семинар. Если сравнивать это с тем, каким должен быть семинар должно быть с тем как я себе представляю методологический семинар, в соответствии со знакомством с ММК, то конечно нам еще очень и очень далеко до этого уровня. Поэтому что называется все относительно, смотря с чем сравнивать. Но сравнивать необходимо и, в общем, необходимо вводить какие-то нормы, культурные основания для существования.

У меня есть несколько исторических контекстов, в которых это надо все обсуждать. Первый исторический контекст это все, что связанно сейчас с моей практикой в Беларуси, практикой последних 13-14 лет и на этом контексте держится главное содержание всего того, что я мог бы обсуждать про этот семинар. Второй исторический контекст, конечно же — развитие методологии, преемственность АГТ или вот этого методологического семинара и ММК, из которого это выросло. Третий исторический контекст это большая история или формы существования мышления в истории как таковой вообще. По большому счету, третий контекст и второй контекст в наибольшей степени сходятся и сопряжены между собой, поэтому перед тем как перейти к первому контексту и выкладывать содержание в нем, я сделаю несколько ремарок по поводу третьего контекста.

Каждая эпоха или формация мыследеятельности имеет свои формы коммуникации об этом, нагруженные какими то рефлексивными мыслительными функциями. То есть, когда первобытные охотники рефлектируют свою деятельность, они тоже собираются на толковище и, наверное, стены пещеры у них выступали своеобразной доской, на которой они малевали всякие картинки, и ими восхищают сейчас раскапыватели этих древностей. Или, например, когда аксакалы в кавказских аулах неспособные бегать по горам как молодые козлы, сидят на завалинках или на чем у них там есть сидеть, и обсуждают дела своего аула: как им воевать с соседним племенем. Наверное, это тоже такое толковище, в которое упаковывается возможное для того исторического развития мышление и рефлексия.

Соответственно, древне греческие города — полисы дали такую форму как сократические школы. Сначала софистические беседы, потом сократические беседы, сократический метод […] и иронию,  а потом целый набор сократических школ. И можно тогда попытаться привязать формы вот такого рода семинаров ну в кавычках «семинаров» то есть коммуникационных таких площадок, где разворачиваются мышление, применительно вот к этим самым формациям мыследеятельности. Соответственно, философия имеет свои формы, наука свои формы, а методология свои формы и это напрямую связанно с практикой, которую имеют для себя участники вот этих форм осмысления. Научная форма семинаров, наверное, не так хорошо описана как многие другие вещи про науку. Там надо понимать такие вещи как, наука никогда не  существовала без соответствующих форм социальной организации ученых. Социальная организация ученых наследовала социальную организацию философов.

Средневековые университеты были высшей формой социальной организации философов, и высшей формой коммуникации на тот момент был философский или схоластический диспут. Совсем иное дело для науки. Наука, в общем, моментально отказалась так вот наука отвергла схоластические диспуты именно как схоластические и собственно ругательное слово схоластика и схоластические диспуты стали именно потому что, во времена становления науки вот эти формы организации мыслекоммуникации переосмыслялись, наполнялись совершенно иным содержанием. Какие мы формы содержания знаем, например, что такое Лондонское королевское общество, это то же что наш методологический семинар в 17—18 вв. Все люди, которые считали себя учеными в Лондоне, собирались раз в месяц на заседание Лондонского королевского общества  и обсуждали что-то и собственно учеными там становились. Иначе было нельзя, если ты не посещаешь соответственно заседания Лондонского королевского общества, то ты лишаешься возможности следить за развитием науки. Что делали в это время студенты оксфордского и кембриджского университета? Да ничего. Они жили в иных формах коммуникации, и никакой науки в Оксфорде и Кембридже в это время не существовало, вся наука перекочевала в Лондонское королевское общество. Членами Лондонского королевского общества были несколько десятков людей, и все вертелось и осуществлялось вокруг этого. Я уже не говорю про то, что какой-нибудь пижон Гук (?), который был назначен секретарем этого общества и становился выдающимся ученым, потому что ему просто было поручено к каждому очередному заседанию готовить какой-нибудь опыт, о котором он прочитал в письмах ученых с континентов. А если в письмах не содержалось никакого опыта, который можно продемонстрировать, то он был обязан его придумать и поэтому он был автором многих открытий научных на тот момент времени. Так осуществлялась коммуникация в науке, и это тянулось вплоть до 20-ого века.

Но у науки было своеобразное представление о практике, то есть практикой науки считался храм природы, и в этом смысле коммуникация ученых была абсолютно бездеятельна. Они претендовали на, так скажем, А-практичность, непрактичность содержания коммуникации на этих своих научных заседаниях ученых советов или чем-то подобном и всякие другие формы научных коммуникаций они напоминали заседания Лондонского королевского общества. Чем меньше практики, тем выше оценивалось научное содержание этого мероприятия, но за то, чем больше эмпирики, тем тоже лучше. (!) Практики нет — эмпирики должно быть очень много соответственно, то есть в связи с  требованиями эмпирики выхолащивалось дискуссионное содержание схоластов и, соответственно, постепенно в научной коммуникации сложился очень высокий ценз на знание, А-опытов Б-языка, которым эти опыты описывались. К 20-ому веку, чтобы стать ученым, нужно было просто выучить этот язык, и уметь на нем говорить и тогда сама наука скатилась к худшим формам схоластики, которые сама же и отвергала когда-то. В это время возникает новая формация деятельности, и мы говорим уже о методологии.

Соответственно, методологический семинар — это принципиально отличная от научных форма коммуникации. При этом нужно рефлектировать соответственно ту область практики, которая требует такого рода коммуникаций. Я бы сказал следующее,  что для того, чтобы был возможен методологический семинар, как особым образом организованная мыслекоммуникация не любая практика годится, годится только общественно-историческая практика, как это называлось, по крайней мере, в марксизме, из которого собственно методология и выросла. Поэтому если люди занимаются практикой, например выращиванием экологически чистых растений, то соответственно и мыслекоммуникация по этому поводу соответствует практике выращивания растения. Мы должны категоризировать ту практику или ту область практики по отношению, к которой возможна такая форма как методологический семинар. Мы определяем это в соответствии с марксистскими требованиями как общественно-историческую практику, раз.

С другой стороны, это практика исследования мышления — это добавляет уже ММК — и как это рефлектировалось в самом ММК на рубеже 1980-х—1990-х годов, когда происходила смена поколения смена формации ММК и вообще окончание ММК как некой лидерской школы, школы ГП. Это рефлектировалось как переход от программ исследования мышления к программам культурной политики и гуманитарных технологий. Вот собственно мы попадаем в эту формацию, но, попадая в эту общественно-историческую практику, где мы переходим от программ исследования мышления как деятельности к практикованию культурной политики и гуманитарных технологий, мы должны категорично с другой стороны, с другой формы содержательной обозначить эту практику культурной политики и гуманитарных технологий. Соответственно, скажем «сельский туризм» не может быть такой практикой, не может быть такой практикой помощь инвалидам или еще какие-то вещи. Здесь начинаются вопросы масштабов и рамок, в которых схватывается та практика, требующая этой новой формы, исторической формы мыслекоммуникации, каковой является методологический семинар.

И нужно сказать, что когда начался процесс построения методологического семинара в Минске, это 1993 год, собственно сразу же и было сформулирована размерность той практики, которая требует методологического семинара. Эта размерность задавалась двумя координатами. Первые координаты относились к содержательному наполнению культурной политики — это «Думать Беларусь, второе — это продолжение в новых практических условиях этого разворачивания исследования мышления.  Исследование, но через практикование. Не просто исследование как построение предметности, т.е. первичное построение предметности в самом полагании мышления как предмета исследовательского интереса, а затем уже практикование этого положенного предмета. Я бы обратил внимание всех на то, что фактически минский методологический семинар и все время существование минского методологического семинара за эти 14 лет не дало приращения в схемах, никакого. Мы не изобрели ни одной новой схемы и не обогатили этим методологию. Это печально осознавать, трагично, но на это я с оптимизмом спрошу у вас, а какое другое «ответвление» ММК обогатило мировую методологию хотя бы одной схемой?

Реплики. Это аргумент типа «сам дурак»… аргумент не «прокатит»…(Общее оживление…)

Мацкевич. …От этого почти анекдотичного противопоставления я перехожу к тезису, который у меня есть, но тезис мой состоит в следующем. В этот период в этот этап существования методологии требуется не изобретение новых схем, а освоения и практикования. В этом смысле схема «чебурашки» (схема Л.Калитени) есть форма освоения … (не разб.)  Есть у нас кроме этого вклада в стопку фундаментальных схем…

Фактически все схемы, которые мы осваиваем в пропедевтике, изучаем, на игротехнических семинарах и время от времени эксплуатируем и на методологических семинарах — это такие фундаментальные полагания. Собственно ММК закончил свой исторический период тем, что он сформировал эти фундаментальные полагания. Теперь мы их осваиваем, вот как, например, Оксана сейчас осваивает целый институт академический. Надо освоить какие-то вещи, даже дети, осваивая какую-то область знания, должны набить руку, решая какие-то задачи. Сейчас идет период освоения, поэтому не одно ответвление ММК не дало приращения в схемах и не даст еще некоторое время, пока не наступит необходимость рефлектировать очередную смену фармации. Но что касается целого ряда смыслов, которыми мы наполнили эти схемы, то там да, смыслов появляется целая куча, отличных, и именно эти смыслы, которые мы приносим в формально положенные уже схемы ММКашные, отличают минское направление развития методологии от каких-то других.

К сожалению, методологическая коммуникация после смерти ГП и фактически превращения журналов в такой своеобразный методологический гламур, коммуникация между группами и различными направлениями методологии прекратилась. Каждая из этих школ существует сама по себе и, в это смысле, минская группа не исключение.

Я ведь не отношусь с пренебрежением к истории, но я говорю, нам крайне нужна история вот этого минского периода методологического семинара, в отличие от попадания в московские анналы. Ну, вот сейчас две тысячи напишут свои биографии, встроятся там, но толку от этого не будет. Потому что, были несколько группок, они сложились практически к концу 80-х годов, так почти все они и остаются, за исключением минской, но, может, мы чего-то еще не знаем. Точно так же как про нас мало знают, если бы не Жизневская и Грязнова, то в России про нас вообще бы ничего не знали.

Реплика. Вроде есть еще еврейская группа…

Мацкевич. Нет никакой еврейской группы. Рац как Мамардашвили, тот жил в Грузии, а думал в Москве. Это как если бы я уехал в Верхнедвинск. Ну и что там методологический семинар был бы? Точно также и Рац, живет в Израиле, а когда ему нужно выступить про политику развития, он едет в Москву.

Может быть, мы чего-то не знаем, поэтому я и говорю, что и минская группа не особо заинтересована заниматься развитием коммуникации.

Я остановился на том, что нет методологической коммуникации между остатками былого ММК, потому что у всех проблема наладить внутреннюю коммуникацию в этих «ответвлениях» и у нас эта проблема тоже стоит, но она стоит и связана как раз с проблематикой практики. Когда я приехал и начал все это делать, была хорошая практика, у нас была практика реформирования образования и эта практика задавала вполне нормальный масштаб для существования методологического семинара. Но масштаб то она задавала, но людей, которые могли бы заниматься, включится в это практикование, на тот момент в Беларуси не было. Была спонтанно возникшая группа частично инфицирована методологией — это группа Гусаковского, к которому имели отношение целый ряд каких-то людей, в общем, на сегодняшний день вполне достойных и уважаемых. Достаточно назвать такого Казулина, который имел к этому отношение, Бобков, Кулишского. Вполне такая солидная группка, я уже не говорю о, собственно, круге Гусаковского — Полонников, Краснов и так далее. Они пытались выйти на соразмерность этой практики, но и то не выходили, в общем-то. Поэтому задача наша заключалась в том, чтобы собрать методологизированных людей, которые в Минске, проживают так, как я говорил, что если бы я проживал в Верхнедвинске — я предпринимал попытки это сделать, но тот семинар пришлось очень быстро превратить в учебный. Дальше долгий учебный период, с тем, чтобы потом через игру на автопрограммирование агентства отселектировать часть людей, молодых в первую очередь людей, потому что те, которые были постарше, они были органически неспособны что-то перенять. Сейчас неуместно будет обсуждать о том, почему не получилась тогда.

Но, начиная с того момента, когда это не получилось… Собственно, методологический семинар был в Минске мечтой, а не реальностью, а поскольку обучением тогда была затронута масса людей и пошла трансляция формального знания, схемки начали рисовать. На сегодняшний день, где  их только не рисуют, но это никакого отношения к методологии не имеет, это голые формы рисования чего-нибудь, морковок или еще чего-то, упражнение на доске. И, в тоже время, существовал миф методологического семинара, этот миф жил, я сам его поддерживал, чтоб он не угасал, но условий для существования методологического семинара не было, потому что не было этого практикования. Основные мои заботы в промежутке между концом 1995-го и концом 2005-го года, почти 10 лет, ушли на захват и создание практик, соразмерных методологическому семинару. И, собственно Движение является такой практикой, на сегодняшний день другой такой практики нет. На самом деле вранье. На самом деле есть практика у режима, то есть практически беларусский режим, находится в той же самой ситуации, и является единственным «конкурентам», по большому счету. Потому что они тоже «думают Беларусь» и эта размерность, задаваемая А—практикованием мышления в самых современных его формах и Б—единицей, которая уже может считаться единицей общественно-исторической практики. Думать Беларусь и практиковать современное мышление и есть та номинация практики, на которую может настраиваться методологический семинар, как посиделки аксакалов над проблемами этого самого аула.

Соответственно, что такое движенческая практика. Вот здесь мы тогда понимаем, что эта практика складывается из большого числа всяких составляющих. Мы можем иметь онтологическое представление об этой практике, соразмерной существованию методологического семинара, и на объектно-онтологической доске мы можем нарисовать и развитие местных сообществ и развитие сельского туризма, ту же реформу образования стратегию победы, качество жизни и всякие такие штуки которые представляют собой пазлы большой мозаики, картинку. Но эту картинку надо сначала надо каким-то образом представить себе. Целостно. Разделить ее на клеточки и понять, что у нас всего лишь 3 4 пазлика заполнены этой картинкай, но понимать их можно только тогда, когда мы знаем координаты этих пазликов относительно всей картины. Потому что практикование мышления и практика общественно-историческая задается вот этим целым.

В целом для существования методологического семинара количество паззлов абсолютно не важны, даже если есть один паззл, но есть координаты места, где он расположен, этого достаточно. Но для того, чтобы у нас с режимом общее поле, но чтобы был методологический семинар одной объектно-онтологической доски недостаточно, нам нужна деятельностная доска. На ней у нас должна быть оргдеятельностная форма записи этой практики. И у нас должно быть несколько взаимодополнительных записей практики. Если мы о нех забываем, а мы сейчас забыли, и семинар, в этом смысле, не выполнял вот эту функцию удержания. Удержания вместе, в связке программирования как одной из форм записи, стратегирования и разворачивания стратегии. Точно также, как содержательных вещей — культурной политики, гуманитарных технологий, и целого ряда более мелких вещей. Но они тоже должны туда записываться, просто категоризироваться каким-то образом, либо как программирование, либо как стратегирование или еще как. Либо связанных вот такими вещами как реформа образования, развитие сообществ экранные технологии… И как раз удержание этого всего вместе, в пучке, дает необходимое пространство для существования методологического семинара. Поэтому нам еще много чего строить про методологические семинары это раз, но, с другой стороны, мы должны понимать место методологического семинара по отношению к практикованию, если мы об этом забываем, мы не понимаем, что происходит в семинаре, мы не понимаем, зачем этот семинар нужен и он тогда принимает вырожденные формы. Вырожденные формы для методологического семинара — это любая из форм мыслекоммуникации предшествующих формаций. То есть, например, научный семинар — есть вырожденная форма существования  методологического семинара. Производственное совещание, скажем, есть другая выраженная форма, партийное собрание, еще какая-нибудь форма. Чем бы мы вот такого рода вещами не занимались, мы всякий раз имеем дело с не методологическим семинаром, а чтобы это было методологическим семинаром, надо вот это рефлексивное удержание, рефлексивная связка в практике должна существовать. Поэтому меня раздражало на прошлом семинаре твое противопоставление клуба и производства через вот эти вещи (Мацкевич отсылает к рефлексия методологического семинара Татьяны Водолажской). Потом я понимаю, что, в общем, наверное, надо эту вот клубную часть форму просто доводить. Где удерживаются рефлексивные рамки. Они удерживаются на этом клубном моменте, с одной стороны. С другой стороны, клубы мы должны их понимать тоже по большому счету, например как якобинцев клуб…. Клуб —  это коллективный рассредоточенный разотождествленный с личностью субъект удержания вот этих вот практик. Что такое якобинский клуб? Это место где думаюли Францию…

Соответственно, в предшествующих формациях мыслекоммуникации были и другие формы высшего проявления мыследеятельности. Не обязательно научные семинары Лондонского королевского общества, но вот эта практика, практикование, являются обязательной подножкой для существования семинара. Но для этого надо, конечно, удерживаться от того, для чего что у ГП  было такое слово «практищенский». Вот все «практищенские» штуки не тают возможности удерживать это. Вот это рефлексивное удержание целого набора деятельностей, описанных на организационно-деятельностной доске, оно имеет какие-то названия. Наилучшим названием, наверное, и до сих пор такого рода удержание является история. История в самом таком марксистско-трансцендентально-немецко-классическом смысле. История — как место существования человека. Человек — есть существо историческое, живет в истории и мыслит всякий раз историческими категориями.  Поэтому, либо мы понимаем место свое в истории, которая превышает сиюминутные потребности, рабочие цели, даже производственные цели. Производственные цели (в том смысле самоопределение, которое мы так и не проблематизировали и не смогли найти адекватные формы), в этом семинаре, производственные цели являются более узкими, чем историческое самоопределение. Мы находимся на историческом переломе. Беларусь вся находится в этом историческом процессе, и все что мы делаем, наполняется смыслом и содержанием вот этого исторического периода. Если мы этого не понимаем, нам незачем ходить на методологические семинары. Методологический семинар тогда превращается в самую отвратительную форму учебы. Здесь научиться ничему нельзя по большому счету. Чтобы учиться, надо ходить на уроки, книжки читать и задачи решать. В лучшем случае, на пропедевтику. Для этого специальные вещи организуются. А здесь происходит наполнение знанием, содержанием всего того, что мы пытаемся удержать в исторических рамках. Ну, а вот историческая рамка задается двумя координатами — практикованием мышления в тех формах, которые нам достались от развитого ММК  представления о мыследеятельности и думания Беларуси. Тут две вещи, и, развернув, таким образом,  я говорю, конечно же, вот этого года методологический семинар  он недотягивает до того, каким он должен быть. Я думаю, что если кто-то хочет по этому поводу поспорить, то, в общем, не надо даже зря время тратить. Очевидно, что недотягивает.

Ну а теперь тогда что с этим делать. И вот здесь меня начинает доставать то, что Швецов говорил про некого Мацкевича и АГТ и семинар. Я говорю следущее, и тексты есть, только вы их никто не читаете. А для кого писал? Потому что вот этого балбеса я не заставлю читать, он Вебера прочитать не может, не говоря уже Мацкевича, потому что это не наука — это методология. Так постепенно в целом ряде текстов…, причем я вынужден был писать для чайников и к***в иногда… Для людей, которые больше чем газету «***» в руки не возьмут, и мне нужно было паковать какие-то представления туда, в газетные статьи. Потому что, в какую эпоху живешь, так и пишешь. Обратите внимание, когда возникала наука, ученых на порог университетов не пускали, потому что там же схоласты преподают, профессора, которые наизусть знают на какой странице сочинения Фомы Аквинского какие произведения Аристотеля цитируется. При всем при том, что тогда это надо было знать на память, и только такой человек мог считаться профессором. А ученые этого не знали, поэтому им в места университете не было. Всякой ерундой занимались, недостойной университетских профессоров. И почти сто лет ученых на порог университетов не пускали. Точно также и сейчас, та же самая ситуация. Поэтому либо вы идете в университет и пытаетесь там что-то, либо вы приходите сюда и занимаетесь делом, но при этом, дело должно быть у каждого свое. Я требовал, чтобы у участников семинара были свои темы. Но, темы темами, темы могут быть отвлеченными, темы могут вообще  действительно совершенно оторванные от «практищенских» и даже практических вещей. Перформатив, даже если ты не имеешь соразмерной практики сейчас, его необходимо обсуждать, потому что есть коллективная практика, в которой это необходимо. Но каждый еще должен дело свое иметь, потому опять же, ты тоже прав. —пока социологи не будут думать про институт социологии, как про место практики, пока не найдут ему место в координатах нашей практики, то тогда что в институте социологии вы работаете, что дворником в этом квартале безразлично. Но так нельзя. В этом смысле институт социологии и сама социология отечественная должны стать предметом размышления, и мы должны найти ей место в структуре, и тогда у вас появится собственный кусок практики. В противном случае вы будете на подхвате: игротехниками. Но ыы уже выросли, некоторые, по крайней мере, из того, чтобы быть просто на подхвате.

Соответственно, не могут быть все вовлечены в движение, таким образом, как вовлечен в него Андрей Егоров. Нет там места, на сегодняшний день по состоянию движения там нет места пока нескольким фигурам, которые могут это все удерживать и сшивать. Соответственно, поймите, без других участников движения они тоже двигаться не могут. Взаимная заинтересованность возникает тогда, когда пусть на очень далеком расстоянии, но мы понимаем, что у нас во всей этой сетке лежит паззл здесь, лежит паззл там, и мы понимаем насколько это перспективная работа подерживает и укрепляет желаемое целое. Ж-ская ведь в чем права, ведь дело не в том, что незачем обращаться к вот этому тексту, потому что мы в себе упаковали и несем на своем практическом уровне.

В Лондонское королевское общество ходили не только физики, туда приносили географы и они имели карту земли, и время от времени белые пятна они заштриховывали. Мы обязаны иметь контурную карту всей нашей практики, чтобы время от времени помечать — вот в этом месте у нас есть активность, здесь удачи, здесь неудачи. Для этого история еще к тому же должна быть. Мало самоопределится исторически и найти себе место в исторических масштабах, надо эту историю еще и в визуализированном виде представить. Отсюдого и возникают эти все растяжки — от десоветизации к беларусизации, и прочие-прочие. В этих координатах мы можем задавать уже локальные какие-то вещи, которые заполняют нашу карту. В противном случае, мы ничего не увидим, что происходит, что и как изменяется и где мы сегодня по сравнению с тем, где были вчера. А мы на сегодняшний день сейчас практически все, кто делали рефлексию методологического семинара так или иначе, отталкивались в рефлексии от собственного опыта, а практика не есть опыт, практика противостоит опыту. Поэтому, если мы хотим выйти на практику, мы должны, конечно же, зафиксировать собственный опыт, отталкиваться может быть от него, но говорить, тем не менее, о практике. При этом, собственный опыт должен быть помечен в этой практике, если он не помечен, то мы вобще как бы ушли обогащенными — каждый может уйти обогощенным с этого семинара — но это тогда не методологический семинар. Это не есть надстройка над практикой, над практикованием. Поэтому я, конечно же, понимаю все пороки недостатки семинара этого года, но, поддерживая теперь Татьяну и споря с тобой (?), тем не менее, в этом году это был методологический семинар. Что мне позволяет говорить об этом. Мне позволяет говорить об этом то, на сегоднешний день, это несколько людей, в первую очередь опять же это были номинированые и облаченные в цветные штаны Водолажская и Егоровна, на них транслируется методология как тип деятельности. То есть, методология пошла в трансляцию, не схемочки, которые Софья Савелова рисут своим детям, а методологическое отношение, методологическое действие, методологические поведение, если хотите, габитус такой методологический. Дальше я вижу, что на этом семинаре некоторые люди хотя бы имитационно встают в эту позицию. Ну, скажем действия Калитени и Чернявского в методологической группе на Геттингенской игре [2]. Я не могу сказать, что вы там были методологами, но методологическую функцию вы выполняли. Было видно, что по выпадению потом как бы что она была выполнено, а дальше у вас пошли свои полеты от имитации в полет в методологическом направлении. Вот поэтому я говорю трансляция пошла, но трансляция пока, а не реализация. Что касается реализации методологического подхода и семинара, всего методологического способа практикования, мышления, комуникации и так далее, то это может быть задано только целостно. Целостно, в коллективе, «в сообществе», как это стало модно говорить в последнее время в нашем сообществе. Коллектив это такое советское слово… Так вот целиком методологическое отношение иожет быть задано только на сообществе. А дальше я говорю, не просто на сообществе, а на малой истории этого сообщества. Потому что те, кто сегодня индентифицирует себя с АГТ не могли бы быть таковыми, не будь предшествующего поколения АГТ,.не будь тех проб и ошибок, которые были до того.

Кацук: Это понятно, речь шла о том, что методологический семинар было приведено два с твоей точки зрения доказательства этому и сказано, что все это идет но реализация возможна только через сообщество. Здесь у меня такой разрыв с «не будь предшествующего поколения АГТ,.не будь тех проб и ошибок, которые были до того» потому что мне необходимо присутствие.

Мацкевич. Я сейчас попробую рассказать. С 1994 до 2007 в малой истории прошло несколько этапов и вот два состояния 1994  и 2007. Если это в рамках истории представляется как некое целое, у этого есть одно название АГТ, то мы должны найти еще какие-то материальные, не в смысле материи, а в смысле материала, по системной категории, материальные преемственности. Что связывает это и это. Как минимум я это связываю. Светлана еще, но она молчит, а если не молчит, то мы начинаем с ней ссорится по этому поводу. А когда я это говорю, я говорю и требую это учитывать. Поэтому я говорю, что АГТ это я и методологический семинар это я. Но это я говорю по опыту и  факту как-бы и это неоспоримая штука. Потому что это так, но мне этого мало и тесно. Но, говорю я, если сегодняшний человек, опыт которого ограничен присутствием здесь не будет включать в свою идентификацию вот эти 14 лет, он окажется выкинутым за пределы практики, вот про что я говорю. Поэтому актуальна история, написание ее, нельзя пренебрежительно относиться к тому, что Ж-ская говорит. Надо писать. … дарога вымощена трупами ушедших.

Кацук. У тебя получается, что есть Мацкевич, который несет на себе свой сосбственный опыт, свою собственную практику, свои собственные ошибки,

Мацкевич. …недостачи, пороки…

Кацук.…для меня, глядя на это прошлое АГТ, это как трава, выросла, увяла и собстенно…

Мацкевич. …если ты начинаешь материальный анализ… Материальная преемственность — это уже другая штука. Материалом являются тексты… Это я и мое присутствие. Вы просто не можете меня проигнорировать, потому что я вякаю постоянно, а вот тексты вы игнорируете. И каждый сам должен позаботиться о своих текстах, а не качать права, что он ветеран АГТ…