Владимир Мацкевич: Оппозиция не способна ни бороться за власть, ни тем более быть властью

За громкими заявлениями Европы  в адрес «последней диктатуры» нет ни одного конкретного дела, а Россия не собирается менять «заклятого друга» Лукашенко — по крайней мере, до тех пор, пока не найдет более верного слугу.

Оппозиция разгромлена. 9,5 миллионов белорусов остались один на один с диктатурой — без надежды на помощь извне, надеясь только на самих себя. А режим за эти 17 лет зачистил до стерильности политическое пространство страны.

Что произошло год назад в Минске? Что делать белорусам? Увидим ли мы когда-нибудь свет в конце тоннеля? Об этом — разговор «Белорусского партизана» с философом и методологом Владимиром Мацкевичем.

Схожесть этих сценариев бросается в глаза

— Что произошло в Минске 19 декабря 2010 года, во время президентской кампании? Почему из всех возможных вариантов власть избрала кровавый путь?

— На протяжении двух лет, предшествовавших этим президентским выборам, Беларусь (по крайней мере — режим) пыталась делать вид, что она европеизируется. Но режим именно пытался делать вид. Причем европейцы с готовностью принимали эту имитацию. Принимали — и настолько уже приняли, что ждали самих выборов как сигнала для начала более тесного сотрудничества с режимом. Но это было очень невыгодно России и целому ряду людей в окружении самого Лукашенко. Соответственно, когда дело подходило к самим выборам, группировка, которую трудно назвать по именам (хотя два имени там четко вырисовываются: Макей и Мартынов), убеждали Лукашенко, что даже если произойдут силовые, неправовые действия оппозиции, Европа проглотит силовой разгон этих акций. Но для этого нужно было, чтобы случились неправовые действия со стороны оппозиции, со стороны толпы. Это должно было, по убеждению Мартынова и Макея, стать итогом псевдолиберализации.

И оппозиционеры, и народ, собравшийся на площади, были достаточно дисциплинированы и не давали повода для силового разгона. Тогда силовики в нетерпении сами провоцировали толпу на неправовые действия. Первое — устранение Некляева от Площади, потому что Некляев выглядел единственной фигурой, которая могла  бы управлять Площадью, управлять толпой. Его сразу же изолировали, причем изолировали силовыми действиями, а затем всей толпой управляли уже спецслужбы. И вели с Октябрьской площади на площадь Независимости, чтобы уже там организовать квазихулиганские действия. Это все было организовано. И сценарий, казалось, удается.

Единственный прокол — поменяли местами причины и следствия: не дождавшись от толпы разрушительных действий, силовики сами их спровоцировали, поэтому не удалось перед Европой, перед всем миром сделать вид, что власть действует адекватною. И этот тактический просчет привел к дальнейшим последствиям.

Как только 19 декабря произошло, сценарий был сломан — от процесса управления были устранены те, кто обещал Лукашенко позитивный исход событий — то есть, Макей и Мартынов, я думаю, они могли бы разрулить ситуацию. Но поскольку в глазах Лукашенко оба выглядели обманщиками, дальнейшие решения принимались с другими советниками с противоположной стороны — силовиками. Поэтому эскалацию и нагнетание репрессий уже трудно было остановить.

К началу января стало понятно, что Европа отреагирует на все произошедшее очень резко, Лукашенко понял, что ждать от Европы экономической помощи в надвигающемся кризисе не приходится. И тогда ему стало неважно, как европейское сообщество станет реагировать на внутриполитические события — он быстро переориентировался на поиск других финансовых источников для выхода из кризиса. А в качестве такового могла выступать только Россия. И вся история переговоров — с МВФ, с Всемирным банком, с российскими структурами — по поводу кредитов сопровождала репрессивную внутриполитическую ситуацию. Они были очень синхронизированы друг с другом — только слепой это мог не заметить.

В результате, когда к лету стало понятно, что простых кредитов не будет (кредитоспособность белорусского режима выглядела очень и очень слабо и в глазах МВФ, и в глазах России — в том числе), Беларуси пришлось идти на приватизацию. На продажу «Белтрансгаза», например, — получать не кредитные и инвестиционные ресурсы, а получать деньги от продажи собственности. А как только пошла речь о продаже собственности — торговля политзаключенными утратила прагматический смысл для Лукашенко. Остались только эмоциональные мотивы. Поэтому он держит сейчас политзаключенных  — тех, на кого он имеет личный большой-большой зуб, испытывает личную неприязнь.

— Это месть?

— Мотивы таковы. Лукашенко действует, иногда наступая на горло собственным чувствам и эмоциям, когда видит прагматическую выгоду. Сейчас торговля политзаключенными не имеет для него практического смысла. И будет держать до того момента, пока не увидит — какую выгоду может извлечь из их освобождения.

— Вы не пытались провести параллели между Минском 19 декабря 2010 года и Москвой 5 декабря 2011 года? Не знаю как Вы, а мне бросилось в глаза сходство сценариев в двух разных странах с разрывом в год…

— Действительно, схожесть этих сценариев бросается в глаза. При наличии различий внутриполитической ситуации в России и Беларуси, масштабов наших стран, и если для Беларуси это были главные выборы — президентские, то в России — всего лишь парламентские, к президентским только идет подготовка. С учетом этих различий сценарии очень похожи, совершенно одинаковые.

— И какой вывод?..

— Вывод напрашивается, но нельзя строить умозаключения только на предположениях. Для проверки умозаключений всегда нужны факты, которых заведомо недостаточно. Поэтому мы можем анализировать только сходство сценариев. Это сходство может говорить, как минимум, о двух вещах. Первая, конспирологическая версия, — за событиями и в Минске в декабре прошлого года, и за события в Москве в декабре этого года стоит один и тот же сценарист. Кто это — непонятно. Конспирологическая версия не может быть сброшена со счетов, но для полной уверенности в ней у нас точно не хватает фактов.

Другая версия, более спокойная и рассудительная, состоит в том, что может и нет одного автора у обоих сценариев — просто сходство режимов, политических установок приводит к тому, что независимо друг от друга и режим «Медведева-Путина», и режим Лукашенко принимают одинаковые решения. Вторая версия в любом случае имеет право на существование, она не отрицает первой. Но пока не достоверных фактов, я бы остановился на второй версии — сходство режимов, сходство идеологических установок ведет к принятию одинаковых решений.

Бездарно прожитый, потерянный год