© 2010—2013, АГТ-ЦСИ
E-mail: [email protected]
Введение к книге Владимира Мацкевича «Переоценка ценностей в культуре и истории Беларуси»(Логвинов, 2010)
ВВЕДЕНИЕ. История как культурная традиция: контекст и методологические рамки дискуссии
Споры о беларусской культуре не утихают на протяжении уже полутора столетий. В этих спорах культура рассматривается и критикуется с самых разных позиций и в разных аспектах: от онтологического вопроса о существовании беларусской культуры как самостоятельного феномена и до технологических вопросов управления культурой, производства и употребления вещей культуры. Особое место в этих спорах занимает вопрос о родовой принадлежности беларусской культуры. Родовой в логическом смысле, то есть об отнесении беларусской культуры к более общему целому. В этом отношении сформировались несколько конфликтующих позиций, иногда пересекающихся по своему содержанию, иногда категорически абсолютизирующих одну из версий. Назовем некоторые из них, выделяя те, что имеют богатую традицию обоснования или находятся сейчас на этапе активного формирования такого обоснования. Две наиболее традиционные и распространенные позиции относят беларусскую культуру либо к европейской, либо к русской родовой культуре, противопоставляя их друг другу. Первая традиция апеллирует к многовековым войнам Великого княжества Литовского с Московским княжеством, а позже с Россией. В этом историческом процессе подчеркиваются общие с европейскими черты и характеристики беларусской истории, политики, искусства, общественного и бытового уклада. Альтернативная позиция опирается на традиции православия, сходства языков, родственные связи представителей правящего класса и иную версию истории, в которой перечисленные выше войны велись за освобождение беларусов от господства польских и литовских правителей. Эти две позиции представлены богатой научной и полемической литературой. Внутри каждой из этих позиций можно выделить как компромиссные, так и радикальные течения.
В последнее время разрабатываются подходы и позиции, противостоящие двум названным. Они, так или иначе, утверждают уникальность и обосновывают отличие беларусов и беларусской культуры как от европейской, так и от русской («крыўская» и «ліцьвінская» традиции, хотя адепты этих направлений могут и не согласиться с нашей оценкой их подходов.). Эти подходы подчеркивают особость и автохтонность беларусской культуры в более или менее радикальном варианте. Так, беларусскую культуру относят к особой балтской общности или связывают между собой славянские и балтские особенности и взаимовлияния в формировании беларусской уникальности. Более радикальные варианты обосновывают автохтонность и полную независимость беларусской культуры и традиции от всех перечисленных общностей.
Эта длительная полемика представляет для нас интерес в нескольких рамках и аспектах.
Первый аспект связан с длительностью самой дискуссии. Общественные дискуссии часто длятся десятилетиями, но если за полтора столетия они не были разрешены, то это означает, что у проблемы нет простого решения, а также что углубление и усиление обоснований к решению привести не сможет. Столь длительно дискутируемые общественные проблемы решаются не через победу одной из версий за счет обоснованности, а через переформулирование самой проблемы.
Другой аспект, представляющий для нас интерес, связан с направленностью в поиске обоснований и аргументов на прошлое, на историю. Тогда как нам представляется, что острота дискуссии и мотивация участвующих в ней сторон лежат в современном самоопределении и выборе путей развития, то есть в настоящем и будущем. В этом смысле важно не столько разобраться, чем и какой была беларусская культура в прошлом, сколько связать это прошлое с тем, какой ей быть в будущем.
Третий аспект полемики касается участников этой длительной дискуссии. На всех этапах этой дискуссии в ней принимал участие небольшой круг профессиональных позиций – историки, писатели, философы, деятели культуры. Иногда к ней подключались священники различных конфессий, реже политики, менеджеры и специалисты в области гуманитарных технологий и практик. Наиболее яркий период, когда политики стали самыми активными участниками этой дискуссии, – это период развала Российской империи и попытки учреждения независимой беларусской государственности (БНР). После того как эта попытка не удалась, политики ограничивались принятием решений, влияющих на культуру и культурную жизнь, но мало интересовались ходом и содержанием продолжающейся дискуссии в среде писателей и ученых. Второй период активизации политиков приходится на 80–90-е годы ХХ века, когда Беларусь стала суверенным государством. Но эта активность не привела к ослаблению дискуссии и не приблизила к ее разрешению. Очередной всплеск характеризует и современную ситуацию начала ХХІ века. Сама дискуссия в этот период осложняется необходимостью геополитического выбора.
Два десятилетия существования независимого беларусского государства характеризуются именно тем, что Беларусь не определилась с геополитическим вектором своего развития. Не только различные общественно-политические силы ориентированы в разных направлениях (на союз с Россией или сближение с Евросоюзом), но и актуальная политика беларусского государства характеризуется регулярными переменами ориентации. При достаточно громкой декларации «родства» с Россией и политического союза с ней беларусская внешняя политика напоминает движение парусника, продвигающегося галсами. При этом общий тренд скорее отдаляет от России, хотя и не приближает к Европе. Такая несамоопределенность в актуальной политике объясняется тем, что в предшествующие периоды так и не было найдено решения в описанной выше дискуссии. Такого решения, которое если не установило бы «истину», то хотя бы легло в основание политики.
В свою очередь, сам затяжной характер дискуссий о культуре связан с тем, что геополитический выбор не сделан. Но в те периоды, когда Беларусь была всего лишь провинцией Российской империи, а потом СССР, геополитический выбор представлялся абстракцией или очень далекой перспективой. Поэтому можно было не торопиться с самим выбором, его просто некому было бы реализовывать. Субъектом реализации геополитического выбора является суверенное государство. Сейчас такой субъект существует, и отсутствие самоопределения является существенным фактором торможения в развитии как страны, так и беларусской культуры. Причем этот субъект, то есть беларусское государство, легко могло бы принять один из вариантов геополитического выбора, если бы этот выбор был обеспечен общественным согласием. Но проблема состоит именно в том, что в гражданском обществе Беларуси, в среде деятелей культуры и науки и в общественном сознании такого согласия нет. Поэтому дальнейшее затягивание дискуссии о беларусской культуре и «решение» вопроса о ее родовой принадлежности в наше время носит не только академический характер и не может быть уделом только историков, философов и деятелей культуры. Это проблема всего общества в целом.
Какого бы представления о культуре мы не придерживались, мы понимаем, что все происходящее в культуре и с культурой определяется не только и не столько объективным ее состоянием, но и – в гораздо большей степени – осознанием, рефлексией и интерпретацией носителей этой культуры. И это понимание побуждает нас обратиться к методу интерпретации, рефлексии и осознания обществом всего, что связано с культурой, традицией и историей.
Одним из наиболее значимых пространств, в которых происходит рефлексия и осмысление беларусской культуры, является история. Современная историческая наука в Беларуси представляет собой пространство конфликтов и споров, в которых участвуют не только специалисты (ученые-историки), но и идеологи, политики, гражданское общество. История Беларуси сейчас не просто пишется, но переписывается. И мы вынуждены с этим считаться. Однако сама констатация этого факта пугает прежде всего тем, что процесс переписывания истории отсылает нас к опыту тоталитарного прошлого. В Советском Союзе история переписывалась под идеологические цели и задачи. До сих пор в академической науке Беларуси активно действуют те, кто участвовал в советской практике переписывания истории. Однако большая часть современных беларусских историков не принимают этой практики. Но и они вынуждены переписывать историю, помня о том, как она была переписана в недавнем прошлом. В этом переписывании они руководствуются этосом ученого-историка, который понимается как необходимость восстановить объективную историческую картину и заменить ею искаженную «идеологическую» историю страны. Но этос ученого-историка (стремящегося к объективной истине) входит в противоречие с практикой исторических исследований, реализуемых носителями этого этоса.
Это противоречие состоит в том, что история пишется и переписывается, и в этом переписывании участвуют разные поколения историков. Сторонники советской версии истории Беларуси упрекают новое поколение историков в том же, в чем новое поколение упрекало их, – в искажении истории. Что может гарантировать объективность и истинность исторической картины? Этот вопрос переводит проблему в плоскость критики исторического метода, но в данном тексте неуместно разворачивать полноценную его критику[1]. Мы ограничимся здесь лишь констатацией общих принципов в отношении истории, исторической науки и исторического обоснования в решении проблем культуры и геополитического выбора. Это принципы, которые задают рамки для исторических апелляций и работы с историческим материалом, представленных в данной книге.
Первый принцип. Исторические факты и события мы обязаны воспринимать как объективную реальность, но при этом помнить, что историческая наука занимается установлением этих фактов и событий. Она устанавливает факты по свидетельским показаниям, косвенным признакам, материальным (или вещественным) доказательствам. Необходимо различать объективность фактов (исторических фактов и событий) и объективность исторической науки, которая является деятельностью по установлению этих фактов. Объективность деятельности состоит в соблюдении законов доказательства, опровержения и сомнения. К фактам мы относимся объективно, а к исторической науке мы относимся как к деятельности по установлению этих фактов, а не как к каталогу, собранию фактов. Историческая наука – это борьба доказательств и опровержений наличия или отсутствия фактов, а не сами факты. Поэтому переписывание истории состоит не в отмене или придумывании фактов, а в доказательствах или опровержениях, сомнениях, выдвижении гипотез, поиске новых доказательств.
Второй принцип. Даже доказанные исторические факты не содержат сами в себе деятельностных оценок этих фактов. Может быть с достаточной степенью достоверности установлен факт войны на некой территории в конкретном году. Но характер (освободительный или захватнический) этой войны не имеет объективного выражения и может быть приписан только извне исторической науки. Порой невозможно определить объективного статуса победы или поражения. Все это попадает в зону исторических интерпретаций, а не объективного содержания. Переписывание истории, при котором одни факты учитываются, а другие замалчиваются, – это недопустимое переписывание. Но переписывание истории более чем уместно в интерпретациях характера и значения этих установленных фактов.
Третий принцип. Переписывание истории не всегда ведет к отличию одной системы интерпретаций от другой. При переписывании возможны повторения, в пределе переписывание может быть копированием. То общее, что присутствует в различных версиях и интерпретациях истории, становится традицией. История народа, воспроизводимая в различных версиях переписывания и интерпретациях, представляет собой совокупность традиций, определяющих культуру народа и нации. Таким образом, писанная и переписанная история в одном модусе своего существования выступает как наука, а в другом – как зафиксированная культурная традиция.
Четвертый принцип. История как культурная традиция помимо фактов и системы интерпретаций включает в себя систему оценок. Фактам, событиям, историческим персонажам придаются идейные и идеологические, этические и эстетические смыслы и оценки. Некоторые события идеализируются и даже сакрализуются, исторические деятели и персонажи героизируются либо демонизируются. Чаще всего история переписывается именно с целью переоценки и пересмотра этих компонентов. История как наука в меньшей степени подвержена изменениям, а история как основание культурной традиции – в большей степени.
Пятый принцип. Объективное значение и даже объективированные интерпретации того или иного исторического факта в малой степени изменяются при повторении этого факта в различных текстах. Но для формирования культурной традиции количество повторений имеет первостепенное значение. Исторический факт не изменяет своего объективного значения, вне зависимости от того, становится ли он содержанием художественного произведения, и практически никак не зависит от эстетических достоинств этого произведения. А для формирования и трансляции культурной традиции эстетическое и эмоциональное воздействие художественного произведения или художественной интерпретации может иметь решающее значение.
Шестой принцип. Профессиональные ученые-историки, вовлеченные в переписывание истории, являются не единственными деятельными участниками этого процесса. Процесс переписывания истории базируется на научных исследованиях и изысканиях, но по большей части складывается из популярных, учебных, полемических и публицистических текстов. Центральное место в этом процессе отведено художественным произведениям и интерпретациям.
Таким образом, развитие дискуссии о культуре и геополитическом выборе, а тем более достижение общественного согласия по этому вопросу требует не только исторических изысканий. Они дают лишь объективированное содержание. Необходимы организация интерпретации, оценки и переоценки установленных фактов в общественной коммуникации, включение их в культурный процесс. Поэтому проблему мы видим прежде всего в том, как организована общественная коммуникация по важным и насущным вопросам, как видят свое место и назначение ее участники – деятели культуры, историки, политики, ученые и т.д. И одно из главных препятствий для нормальной организации этой коммуникации состоит в превратных представлениях о культуре и культурном процессе, о возможностях управления культурой, обсуждения ценностей и их переоценки, о месте и значении искусства в этих процессах.
В данной книге мы попытаемся раскрыть представления о культуре, которые способны запустить рефлексию не только ее объективного содержания, но и рефлексию деятельности, прежде всего деятелей искусства и культуры, их места и назначения в культурном процессе и общественной дискуссии.
Книга состоит из двух частей. Первая часть посвящена представлениям о культуре, а вторая – вопросам восстановления европейской истории Беларуси.
© 2010—2013, АГТ-ЦСИ
E-mail: [email protected]